annaitkis

Неделю назад моей старшей дочери Саре исполнилось 11. День её рождения я помню отлично - солнечный летний день, суббота к тому же, муж, хорошо поевший и попивший по этому поводу и поэтому долго отказывающийся везти меня в больницу. Белое вино, помню, всё наливал, надеялся задержать событие, чтоб святой день не нарушать. Короче, весело было. Зато потом - эдакое тёмное пятно на пару месяцев, сначала какие-то медицинские неинтересные осложнения, а потом сборы в Израиль. Собираться в другую страну с месячным ребёнком - я это не рекомендую. Особенно если едешь на год как студент за свой счёт, и нужно уместить барахло на четверых в 6 чемоданов. Плюс годовой запас лего для пятилетнего Йоськи. Так что первые пару месяцев нашей совместной с Саркой жизни я помню плохо. Очухалась я в Хайфе, где мой муж должен был исполнять роль постдокторанта при Технионе. И первые мои воспоминания о дочери переплелись с первыми впечатлениями от Израиля, где мы хоть и были уже несколько раз, но туристами, то есть в состоянии несравненно более отстранённом.

Прошлым летом наши друзья, во время своей поездки в Перу, посетили места про которые в туристической книжке сказано, что лучше всего туда ездить в компании с большим количеством intimidating males. Мужчина у них был всего один и то не слишком грозного вида, зато был трёхлетний ребёнок, и оказалось что это тоже вполне годится. Тамошнее население, очевидно, никогда не видело белого ребёнка (сумасшедших ездящих туда с детьми немного), поэтому поздороваться с малышом и потрогать его выстроилась длинная очередь, и визит прошёл на ура.

В Израиле наблюдается нечто подобное. В очередь потрогать ребёночка там, конечно, стоять не будут, своих, слава Богу, хватает. Но отношение к обладателям младенца будет несравненно более дружелюбное и заботливое (даже чересчур), нежели к несчастным не имеющим такого козыря. Лучше всего приезжать с двойняшками или тройняшками, но на худой конец в одном экземпляре сойдёт.

В Израиле у нас нет никаких бабушек, а семейный наш бюджет не вмещал в себя такую роскошь как бэбиситтер, поэтому мы с Саркой были неразлучны. Через весьма небольшой срок ко мне подходили незнакомые мне люди и говорили, "а мы вас знаем, у вас такой хорошенький ребёнок". Я радостно кивала головой, мол, так оно и есть, других не держим.
В бассейне Техниона, куда я ходила плавать, Сарка обычно спала в коляске у стены. Бассейн там большой, 50 метров, а плаваю я так же медленно как хожу, и во время одного из моих заплывов она проснулась и начала буянить. Её немедленно взял на руки спасатель и долго ходил кругами, выясняя чей это ребёнок. Когда же наконец я созналась, он не рассердился а наоборот, узнал что это девочка и зовут её Сара, и пришёл в дикий восторг. Оказалось, его жену тоже зовут Сара, и это послужило нам темой для длинной и задушевной беседы. После этого мы туда приходили совсем как домой.
В магазине, куда я таскалась как правило, с коляской, стоило Саре начать орать, как тут же находилась сердобольная тётка, хватавшая её моментально на руки, не спросив естественно у меня на то разрешения. Я не то чтобы возражала, но Сарку запихнуть в коляску было уже невозможно.
На демонстрации протеста против ослиного процесса к нам подошёл сердитый дяденька и долго что-то говорил. Приятели объяснили, что он приказал нам одеть на Сару немедленно шапочку, пока она не схватила воспаление лёгких. Дело было в 20-и градусную теплынь.

Поначалу я думала, что это чисто еврейское свойство характера. Потом оказалось, что безумие распространилось и на нацменьшинства. Пришёл к нам как-то молодой араб из газовой компании примус починять. Сара мирно спала в коляске на крыльце. Починил вроде всё, а на прощание зачем-то целоваться полез. Я в ужасе замахала на него руками, он, надо сказать, уговаривать меня не стал, а гордо повернулся и театрально ушёл. Но под самый занавес строго сказал, что ребёнок у меня спит на солнце, а это безобразие.

Апофеозом всего этого чадолюбия стало проишествие, связанное с не очень весёлыми событиями. Мы с Сарой попали в больницу на несколько дней с каким-то воспаленией. Выписали нас, а через несколько дней позвонили и сообщили, что в детском отделении обнаружили страшную и ужасно заразную болезнь, от которой у Сарки ещё не было прививки, и что нужно срочно её привезти дабы эту прививку сделать, потому что завтра будет уже поздно. Я немножко поныла, дескать, сын из школы вот-вот должен прийти, суббота на носу, но меня заверили, что всё приготовят и будут меня ждать, и что всё мероприятие займёт 5 минут. Делать нечего, взяла Сарку, поймала такси и поехали мы в больницу Кармель.

Приходим в детское отделение, я сообщаю им своё имя и ожидаю немедленной реакции. А они смотрят эдак друг на друга и говорят мне пройти в ER, а те уж всё сделают, что надо. Ладно, иду. В ER на меня вытаращивают глаза и говорят, что за ерунда, они прививки не делают, иди в детское отделение. Начинаю закипать, но иду. Меня пытаются отослать обратно, я отказываюсь, и мне дают на подмогу врача. Идём в ЕR, между врачами завязывается длинная и сердитая перебранка, в которой я, натурально, не понимаю ни слова. В результате побеждает ER, и мы возвращаемся в отделение с поджатым хвостом. Тут меня оставляют стоять посреди коридора, и я чувствую, что надолго. Я начинаю закипать и иду скандалить. Это вызывает у медицинского персонала слабую реакцию, они начинают что-то обсуждать между собой, время от времени бросая в мою сторону доброжелательное "йехиэ беседер", мол, всё будет хорошо. Потом из их группы отделяется молоденькая симпатичная медсестра и делает мне жест идти за ней. По дороге она объясняет мне их загадочное поведение. Оказывается, прививка от этой страшной и заразной болезни чрезвычайно болезненна, маленькие детки от неё очень горько плачут и кричат, а их нежные чадолюбивые сердца не могут этого вынести. Вот они и пытаются скинуть эту неприятную обязанность на ER, а те что, фрайера что-ли. От этого объяснения вся моя злость проходит. Не могу же я в самом деле злиться на людей, которые не хотят моему ребёнку сделать больно!