Предновогодние реминисценции
Sep. 20th, 2017 11:01 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
annaitkisНа прошлой неделе тов. Крупский уезжал в командировку, а когда вернулся, то объявил борьбу враждебной идеологии и сказал что сам расскажет Эське за философию. Начал как положено с древних греков, но быстренько скатился на любимое - Шредингерского кота и квантовую механику. Изобилие котов в нашем доме наверное повлияло. Ну, а оттуда дело быстро дошло до теории вероятности, эксперимента Эйнштейна-Полонского-Розена, и до воспоминаний о том, как мы два года прожили в Хайфской квартире Розена из этого списка. Приехали мы туда в Суккот 93го, Розену тогда было за 80, его жена умерла, он жил в assisted living рядом с Технионом и был естественно давно на пенсии, но в Технионе у него по-прежнему был свой кабинет и он туда каждый день ходил пешком. Он был маленький сухонький старичок, по старомодному вежливый, даже, не побоюсь этого слова, учтивый. Тов. Крупский сразу ему сказал что учил про эксперимент в университете, но ничего не понял. Розен его утешил, сказав что этого никто не понимает, даже сами авторы.
Квартиру нам нашёл Шимон Эвен, профессор на компьютерном факультете, с которым тов. Крупский успел поработать ещё в Бостоне и который нас принимал в Технионе. Замечательный человек, сабра, один из основателей факультета и автор прекрасного учебника по graph algorithms. В 60ые годы он делал диссертацию в Гарварде и рассказывал нам как видел по телевизору два исторических момента: выступление Хрущёва в ООН и убийство Кеннеди.
Кстати, вот все говорят Хрущёв Хрущёв, а он между прочим был умница - уже в те годы понял как нужно обращаться с этой мерзопакостной организацией. Лучше конечно не ботинком и не по столу, но это мы обсудим в следующем номере нашей программы.
Квартира была в нескольких минутах ходьбы от Техниона, по тогдашним израильским меркам большая, но вполне скромная. В 50-60ые годы даже первые физики страны жили не особо роскошно, а Розен судя по всему провёл в этой квартире несколько десятилетий. Среди прочих книжек мы откопали Who is Who in Israel за 67 год и нашли там наш адрес. Зато располагалась она на втором этаже старого дома с садом и наши окна приходились прямо на уровень крон деревьев. В нашу вторую весну какие-то птицы построили гнездо прямо за окном и даже не поленились вывести птенца. Птенец подрос, но всё никак не хотел покидать родное гнездо, проводил в нём целые дни, большой и толстый, и терпеливо поджидал родителей с пропитанием. Прямо как некоторые знакомые нам деточки.
Чтобы попасть в квартиру нужно было сначала подняться на несколько ступенек и пройти через сад за дом, где находилась лестница на второй этаж. Подняться туда в один заход с ребёнком и коляской ещё было как-то возможно, а если у меня впридачу были ещё сумки из магазина, то нужно было проявлять изобретательность. Обычно я оставляла Сарку в коляске на улице и поднимала наверх сумки, а потом спускалась за ней. В Америке меня сразу бы арестовали, в Израиле же это сходило с рук, кроме одного раза, когда я спустилась и застала рядом с коляской разъярённого израильтянина, который мне долго что-то растолковывал, кипятясь и размахивая руками. Слов я не понимала, но в общем можно было догадаться о чём идёт речь.
Впрочем, мужик, хоть и был израильтянином, плохо разбирался в тамошних реалиях. Детей на улице в Израиле можно оставлять сколько угодно, чужие дети там никому не нужны, своих хватает, чего нельзя сказать о детских колясках. К нам как-то ненадолго зашла Йоськина учительница скрипки со своим ребёнком, а коляску оставила на улице. Когда она вышла, то коляски уже не было. Надо было наоборот - коляску взять, а ребёнка оставить, всё было бы в целости и сохранности.
Мы в Израиль ехали всего на год, с двумя детьми и пятью чемоданами, поэтому у нас с собой был годовой запас лего для Йоськи, а книжек мы не прихватили. В квартире нашлась небольшая библиотека в основном по-английски. Что там было я уже не помню кроме сборника стихов Уолта Уитмена, которого я раньше не читала, разве что в школе. Начала я с предисловия (я очень люблю читать предисловия) и по ходу дела на меня повеяло чем-то ужасно знакомым, можно сказать до слёз. Дочитала до конца, смотрю - и верно, Москва, 1937 год, и фамилия не помню какая, но подходящая. Я так взволновалась, что книжку захлопнула и Уолта Уитмена так никогда и не прочитала. Он у меня теперь твёрдо ассоциируется с Москвой 37го.
Кстати, у нас в подвале стоит книга Фейхтвангера под этим названием, осталась в наследство от уехавшей в Израиль подруги. Я её иногда открываю. Надолго меня не хватает, но вообще познавательное чтение. Отличный пример что получается если с одной стороны "абсолютное зло", а всё что против стало быть положительное.
А одним прекрасным днём в квартире зазвонил телефон, я взяла трубку, человек на проводе представился профессором Подольским и спросил нельзя ли поговорить с профессором Розеном. Тут меня охватило ужасно странное ощущение, как в полусне. Я понимала что это совсем не тот Подольский, но казалось что вот сейчас я повешу трубку и тут же позвонит Эйнштейн, и мне наконец уже будет что рассказать внукам. Эйнштейн не позвонил, внуков впрочем у меня всё равно пока нет, так что есть ещё время обзавестить как говорится биографией.
Подольский, кстати, потом оказался советским шпионом, и шпионил не за принципы, а за деньги, причём какие-то совсем плёвые.
Уехали мы из Хайфы через два года, когда тов. Крупскому предложили работу в NDS. Пару месяцев мы никак не могли решиться на переезд. С одной стороны в Хайфе у нас обоих была работа, хотя тов. Крупскому его работа в IBM ужасно не нравилась, он там явно оказался не на месте. И Йоська отучился год в школе, хотя от школы мы не были в восторге. И успели обзавестись знакомыми и даже друзьями, хотя в небольшом количестве. Мы очень мучились, и на нас уже наорал сын Розена, который заведовал квартирой и отнюдь не обладал старомодной учтивостью папы, за то что мы не продлевали контракт и не съезжали. В конце концов тов. Крупский пошёл советоваться к Шимону, который как выяснилось давно про всё знал, поскольку духовным отцом NDS был Ади Шамир тоже из почётного списка - Ривест Адельман Шамир (в народе просто RSA), и он связался с Шимоном сразу после того, как тов. Крупский побывал в NDS на интервью. Шимон посоветовал остаться в IBM и сказал что это такая компания, в которой можно проработать до пенсии.
Тов. Крупский пришёл домой окрылённый и сказал что едем в Иерусалим. Мысль о проработать в IBM до пенсии привела его в состояние глубокой тоски и даже подарки, полученные им на Рош хаШану, не помогли. Подарки кстати были отличные - несколько бутылок хорошего вина и такая специальная тумбочка, в которой настоящие мужчины держат инструменты для ремонтных работ, у нас же она сгодилась под Йоськино лего. Переехали мы в начале ноября, а буквально через месяц Натан Розен умер.
Квартиру нам нашёл Шимон Эвен, профессор на компьютерном факультете, с которым тов. Крупский успел поработать ещё в Бостоне и который нас принимал в Технионе. Замечательный человек, сабра, один из основателей факультета и автор прекрасного учебника по graph algorithms. В 60ые годы он делал диссертацию в Гарварде и рассказывал нам как видел по телевизору два исторических момента: выступление Хрущёва в ООН и убийство Кеннеди.
Кстати, вот все говорят Хрущёв Хрущёв, а он между прочим был умница - уже в те годы понял как нужно обращаться с этой мерзопакостной организацией. Лучше конечно не ботинком и не по столу, но это мы обсудим в следующем номере нашей программы.
Квартира была в нескольких минутах ходьбы от Техниона, по тогдашним израильским меркам большая, но вполне скромная. В 50-60ые годы даже первые физики страны жили не особо роскошно, а Розен судя по всему провёл в этой квартире несколько десятилетий. Среди прочих книжек мы откопали Who is Who in Israel за 67 год и нашли там наш адрес. Зато располагалась она на втором этаже старого дома с садом и наши окна приходились прямо на уровень крон деревьев. В нашу вторую весну какие-то птицы построили гнездо прямо за окном и даже не поленились вывести птенца. Птенец подрос, но всё никак не хотел покидать родное гнездо, проводил в нём целые дни, большой и толстый, и терпеливо поджидал родителей с пропитанием. Прямо как некоторые знакомые нам деточки.
Чтобы попасть в квартиру нужно было сначала подняться на несколько ступенек и пройти через сад за дом, где находилась лестница на второй этаж. Подняться туда в один заход с ребёнком и коляской ещё было как-то возможно, а если у меня впридачу были ещё сумки из магазина, то нужно было проявлять изобретательность. Обычно я оставляла Сарку в коляске на улице и поднимала наверх сумки, а потом спускалась за ней. В Америке меня сразу бы арестовали, в Израиле же это сходило с рук, кроме одного раза, когда я спустилась и застала рядом с коляской разъярённого израильтянина, который мне долго что-то растолковывал, кипятясь и размахивая руками. Слов я не понимала, но в общем можно было догадаться о чём идёт речь.
Впрочем, мужик, хоть и был израильтянином, плохо разбирался в тамошних реалиях. Детей на улице в Израиле можно оставлять сколько угодно, чужие дети там никому не нужны, своих хватает, чего нельзя сказать о детских колясках. К нам как-то ненадолго зашла Йоськина учительница скрипки со своим ребёнком, а коляску оставила на улице. Когда она вышла, то коляски уже не было. Надо было наоборот - коляску взять, а ребёнка оставить, всё было бы в целости и сохранности.
Мы в Израиль ехали всего на год, с двумя детьми и пятью чемоданами, поэтому у нас с собой был годовой запас лего для Йоськи, а книжек мы не прихватили. В квартире нашлась небольшая библиотека в основном по-английски. Что там было я уже не помню кроме сборника стихов Уолта Уитмена, которого я раньше не читала, разве что в школе. Начала я с предисловия (я очень люблю читать предисловия) и по ходу дела на меня повеяло чем-то ужасно знакомым, можно сказать до слёз. Дочитала до конца, смотрю - и верно, Москва, 1937 год, и фамилия не помню какая, но подходящая. Я так взволновалась, что книжку захлопнула и Уолта Уитмена так никогда и не прочитала. Он у меня теперь твёрдо ассоциируется с Москвой 37го.
Кстати, у нас в подвале стоит книга Фейхтвангера под этим названием, осталась в наследство от уехавшей в Израиль подруги. Я её иногда открываю. Надолго меня не хватает, но вообще познавательное чтение. Отличный пример что получается если с одной стороны "абсолютное зло", а всё что против стало быть положительное.
А одним прекрасным днём в квартире зазвонил телефон, я взяла трубку, человек на проводе представился профессором Подольским и спросил нельзя ли поговорить с профессором Розеном. Тут меня охватило ужасно странное ощущение, как в полусне. Я понимала что это совсем не тот Подольский, но казалось что вот сейчас я повешу трубку и тут же позвонит Эйнштейн, и мне наконец уже будет что рассказать внукам. Эйнштейн не позвонил, внуков впрочем у меня всё равно пока нет, так что есть ещё время обзавестить как говорится биографией.
Подольский, кстати, потом оказался советским шпионом, и шпионил не за принципы, а за деньги, причём какие-то совсем плёвые.
Уехали мы из Хайфы через два года, когда тов. Крупскому предложили работу в NDS. Пару месяцев мы никак не могли решиться на переезд. С одной стороны в Хайфе у нас обоих была работа, хотя тов. Крупскому его работа в IBM ужасно не нравилась, он там явно оказался не на месте. И Йоська отучился год в школе, хотя от школы мы не были в восторге. И успели обзавестись знакомыми и даже друзьями, хотя в небольшом количестве. Мы очень мучились, и на нас уже наорал сын Розена, который заведовал квартирой и отнюдь не обладал старомодной учтивостью папы, за то что мы не продлевали контракт и не съезжали. В конце концов тов. Крупский пошёл советоваться к Шимону, который как выяснилось давно про всё знал, поскольку духовным отцом NDS был Ади Шамир тоже из почётного списка - Ривест Адельман Шамир (в народе просто RSA), и он связался с Шимоном сразу после того, как тов. Крупский побывал в NDS на интервью. Шимон посоветовал остаться в IBM и сказал что это такая компания, в которой можно проработать до пенсии.
Тов. Крупский пришёл домой окрылённый и сказал что едем в Иерусалим. Мысль о проработать в IBM до пенсии привела его в состояние глубокой тоски и даже подарки, полученные им на Рош хаШану, не помогли. Подарки кстати были отличные - несколько бутылок хорошего вина и такая специальная тумбочка, в которой настоящие мужчины держат инструменты для ремонтных работ, у нас же она сгодилась под Йоськино лего. Переехали мы в начале ноября, а буквально через месяц Натан Розен умер.
